под кожу и вводящих нейростимуляторы. Агония, волнами жара расползающаяся по телу, давно свела бы простого человека с ума. Но любой офицер человечества проходил суровую подготовку, был избранным из сотен, а то и тысяч кандидатов. Среди них нет слабаков. К несчастью, пыточная машина умела улавливать обрывки образов, и они показывали, что Линда не договаривала.
— Ты села на корабль мародеров, последовала за ними на Медиз, а затем привела этих… мутировавших выродков, что осквернили свои тела запретными технологиями, в сердце доминиона! — Пыточными когтями сдирая коду с бедра девушки, Юрон вновь повысил тон. Его глаза были широко раскрыты, грозясь вот-вот вывалиться из орбит, а изо рта капала слюна. Благочестивец явно любил свою работу.
Наблюдавшие за процессом офицеры отделения экспедиционных миссий сжимали кулаки. Но никто, даже Ноктано Грейв, не вмешивался. Препятствовать служителю Элистократума означает признавать себя виновным, и подписаться под смертным приговором. Не пройдет и часа, как штаб будет окружен священными воинами. Которые сожгут до основания впавших в ересь предателей.
— Я лишь… хотела доложить… о миссии… — Линда, стиснув зубы, терпела боль. Она понимала, что криками только раззадорит проклятого мучителя.
— Все еще отказываешься каяться, отвратительная предательница. Твою семью сожгут, как и всех этих мародеров. Вы сгорите вместе, слышишь?… Сгорите!! — Вонзив когти в живот Линды, Юрон прокричал прямо ей в лицо, заливая слюной посиневшую от избиений кожу.
— Достаточно. — Ноктано Грейв не выдержал, и вышел вперед.
— Что?… Ты смеешь защищать отступницу?! — Благочестивец вырвал изогнутые когти из живота вместе с частью кишок и мышцами кора. Однако механические конечности пыточного кресла быстро зашили и прижгли раны.
Остальные офицеры попытались остановить коммандера, но тот не послушался.
— Я лишь хочу сказать, что миссия, возложенная на нее, еще не завершена. Это уже тринадцатая неудачная экспедиция на Зеркниф. — Склонив голову, Ноктано говорил почтительным тоном. Его слова заставили глаза Линды, сознание которой медленно угасало, широко раскрыться. Она думала, что была в числе первых, кто отравился на Зеркниф. Оказывается, это всего лишь очередная партия смертников… — Мародеры еще могут принести пользу человечеству, перед тем как будут преданы огню. Пусть Линда Акрис искупит грехи на миссии, если провалится, все равно умрет. Наши корабли сопроводят их до карантинной зоны.
Предложение, встреченное офицерами одобрительным молчанием, долго смаковалось Благочестивцем, прежде чем тот кивнул.
— Даже грязные мутанты с запретными имплантами могут сослужить человечеству службу. Во имя священного огня! — Воскликнув в религиозном экстазе имя своего бога, Юрон продолжил: — Однако грешники должны страдать невзирая ни на что.
Улыбаясь, Благочестивец развернул сверток из человеческой кожи с печатью Элистократума на поверхности. Внутри лежала связка металлических шлангов с параллельным сечением. Они походили на железных земляных червей. Устройство называлось раскаяние, оно вживлялось прямо в позвоночник жертвы, заставляя ее чувствовать невыносимую боль, каждую секунду. При этом поддерживая здравомыслие с помощью нейрохимических стимуляторов. Участь, что во много раз хуже смерти…
* * *
— И это твердыня человечества? — Гон Ши скуксила маленький носик, контролем психической энергии отключая обонятельные рецепторы.
Группу Вормонд под конвоем привели на площадь святой Амеллы, где собралась многомиллионная толпа. Здесь стоял ужасный смрад. Немытые неделями тела паломников распространяли не душок, а отвратительную вонь. К счастью в твердынях не водились мухи, иначе небеса застлала бы черная орда.
Чего Гон Ши не знала, так это того, что вонь здесь далеко не самая ужасная. Вода — ценнейший ресурс твердынь, наравне с воздухом, ее не так просто достать. А уж использовать для омовения могут позволить себе только очень обеспеченные граждане из высших сословий. В тесных районах-гробах, где жилплощадь измерялась ладонями, а люди умирали в полутораметровых коробках от недостатка воздуха, смрад был куда хуже. Разложение, пот, дерьмо, и моча смешивались с выбросами тяжелых производств, обеспечивающих человечество бездушными механизмами. Механизмами, которые создавались для улучшения их жизни, но на самом деле просто продлевали агонию на года бессмысленного существования.
— …священное пламя, да озарит наши сердца, да дарует нам волю свою, столь же стойкую и нерушимую. — Апостол, возвышавшийся на передвижной платформе из чистого золота, украшенной удивительными узорами, голосил на всю площадь. Он держал на вытянутых руках цепочку, к которой подвешена небольшая чаша с пламенем внутри. Пламенем необычным… колебания ветра не влияли на высокий, совершенно прямой столб огня, уже давно обратившего кончики пальцев священнослужителя в черные угольки. Это был один из самых славных символов веры, когда человек отказывался от собственной плоти во имя служения огню. — Лишь священное пламя поддерживает существование человечества. Ни ложные боги, ни демоны, ни ксеносы, никто из них не дал нам столько, сколько первородный огонь. В нем зародилась цивилизация, в нем мы нашли спасение от хлада и тьмы! Ни ужасы космоса, ни грязь грешных душ не отбросит тень на пламя. Пока оно горит, горит и наша решимость вернуть человечеству былое величие!
Паства в радостном экстазе ликовала от каждого слова апостола. Влад был уверен, что поднеси он микрофон к заднице и смачно пропердись, реакция бы не изменилась.
«Это действительно человечество, во всей красе. Никаких отличий от Земли…».
Пока Влад радовался своему эволюционному отщеплению от примитивной ветви, на золотую платформу затащили шестилетнего мальчика. За ним рыдающую женщину, двух маленьких девочек, очень похожих друг на друга, и старушку. Последняя — единственная, на чьем лице нет страха, лишь скорбь, при взгляде на детей.
— Пусть не обманывают вас глаза, этот мальчик — проклятый. Он несет зло Омониса в нашу твердыню. Распространяет его под ложью благого исцеления. А его семья укрывала зло, позволяя пускать корни в священной обители. — Схватив за волосы парнишку, Апостол поднял его над платформой, чтобы все увидели. Каков он есть, этот проклятый. — Зло всегда принимает формы, которые мы неспособны распознать. Оно лживо, подло, и всегда, всегда приводит к катастрофе.
Гон Ши, недовольная местным колоритом, расширила глаза. Она неверующе смотрела на детей, плачущих и вырывающихся из оков на золотой платформе. Детский разум более пластичен и мягок, а в час отчаяния он еще более уязвим. Лисица без труда прочитала воспоминания мальчика, о том, как он обнаружил в себе дар исцелять людей, когда заживил ссадину на коленке сестры. Как он помогал старикам, невзирая на запреты семьи, и как в конечном счете, в тесную коробку, зовущуюся домом, ворвались служители Элистократума и заковали всех родных в кандалы.
Ошеломленная нахлынувшими воспоминаниями, Гон Ши двинулась вперед, однако была перехвачена Владом. Тот покачал головой, давая понять, что не стоит вмешиваться.
«Дитя просто обладает особыми свойствами омни,